Ветер становился все сильнее, мотор шумел громче, набирая узлы. Впереди сидящие спустились с баллонов на дно, не выдержав безумной тряски. Шапка поднялась сантиметров на пять; так и норовит сорваться и захлебнуться в пене и брызгах.
-- У Даши бандана слетела - так пришлось возвращаться и вылавливать ее из воды!
Во мне что-то затрепетало. Я представил себе не бандану, а себя, летящим с лодки и тонущим в этой холодной, неприветливой и черной пучине. И почему она черная, море же Белое?
А какое оно холодное! Прыгнешь туда, и все тело как будто превращается в одну большую льдышку, которая выпрыгивает из воды чуть ли не с такими же скоростью и траекторией, с которой туда попала.
Эти мысли потянули меня на дно лодки, потому что одной рукой удержаться, сидя на баллоне, уже было невозможно. Но тут проблемы меня не оставили: каждая волна сопровождалась глухим ударом моего локтя об скамейку, так что даже иногда казалось, что я приеду в Москву в гипсе. Я не мог поменять положение, видимо, потому что окаменел.
-- Это еще не волна, вот сейчас выйдем из залива - вот тогда будет настоящая волна!
На баллоне остались сидеть только Вита и Полина, что было для меня неожиданно. Но если лицо Полины было просто испуганным, глаза ее иногда резко перескакивали, то Вита всю дорогу улыбалась. Эта улыбка, почти смех, и темные глаза, в глубине которых затаился не испуг - ужас - заставили меня еще долго удивляться. Каким бы сильным ни был удар волны, она улыбалась, глядя на следующую волну. Иногда Вита поворачивалась к кому-нибудь из нас и по-настоящему смеялась.
Катя, которая до этого сидела на дне лодки с таким лицом, будто молилась, изредка посматривала на Виту таким робким взглядом, каким трехлетний мальчик смотрит на строгую мать, умоляя ее купить мороженое. В конце концов, и Катя улыбнулась, но обратно на баллон так и не осмелилась сесть.
Впереди сидящим Мише и Ане было особенно плохо: волна била по носу сильнее, чем по корме, а Аня к тому же сидела на моей кружке (как же хорошо, что я догадался не брать с собой фотоаппарат). Не в обиду будет сказано, но кружка несколько деформировалась. Вообще, кажется, лицо Ани представляло собой деформированную кружку. Правда, оно так тряслось, что я не мог не то что догадаться, о чем она думает, но и вообще нормально увидеть ее физиономию.
Миша был в шапке-ушанке. У него лицо было такое, которое увидишь только у людей хоть сколько-нибудь думающих, - Мишу как будто осенило, он догадался до того, о чем давным-давно думал, и лучше этой догадки никак невозможно сыскать. Ведь этим выражением лица человек и отличается от других животных. Первый человек, создавший огонь, Архимед со своей «Эврикой!», Исаак Ньютон - у всех их было такое же лицо в тот ключевой момент, как у Миши тогда, в лодке.
А что же я? У меня что изображает физиономия? Страх - безусловно, боль - нет, скорее неудобство, счастье - немножко, но безумное. Сложно было соображать из-за периодических громадных волн. Но кое-что важное я все же понял.
Мы все чувствовали себя свободными, как птицы! Несмотря на то, что это скорее был первый вылет из гнезда, он был таким же запоминающимся, как первые шаги или первые слова ребенка.
Но точка на горизонте превратилась в отрезок, потом в полусферу. Волны стали меньше, ветер - слабее. Лопасти «Ямахи» замедлялись с каждым метром. Улыбка, страх, вдохновение, мысль - все пропало вместе с теми полуметровыми гигантами и хрустом локтя; осталось только разочарованное «Уже приехали?». Мы, пошатываясь и надевая шапки, неохотно вышли из лодки. Кончился случай. Кончилось чудо.
| Главная | Общая информация | Карты | Фото | Фольклор | Острова | Озера | Флора | Фауна |