Это рассказ о месячной школьной экспедиции на Белое Море.
Встретились мы на вокзале у груды картонок и велосипедов, которые нам надлежало вести с собой. С настраивающим на меланхолию нудным постоянством мы перетаскивали все барахло к поезду.
Поезд ехал примерно два дня, и я исследовал все платформы в поисках редкостных млекопитающих, именуемых продавцами рыбы. В конце концов, мне удалось-таки купить высохшего леща не первой свежести, нутро которого составляли крупные, красивой кубической формы кристаллы поваренной соли. После безуспешных попыток прожевать несколько ребер я с наслаждением спустил добычу в унитаз. В итоге мой обед ограничился двумя пирожками с капустой, и на Карельскую Землю я ступил в предурном настроении.
Тут, как всегда не в тему, раздался голос Пряника – дышащей энтузиазмом студентки, крепким узлом связанной с нашей Великой Гимназией. «Привет, Тинки-Винки» – раздавался её могучий голос, пугая всех чупинских собак. И под его нескончаемый аккомпанемент снова началась эта волнующая воображение процедура с переноской вещей.
Через полчаса тряски в автобусе мы подъехали к стоянке. Природа этого края не произвела на меня особого впечатления: я уже видел подобные ельники с вороничной подстилкой. Основное растение – вороника, или шикша, – вересковидное стелющееся растение с черными водянистыми ягодками, прекрасно утоляющими жажду и, в чем я сразу же убедился, превосходным мочегонным средством. Воздух был чистый, бодрящий и холодный.
Стоянку мы устроили возле пирса (им оканчивалась дорога). Если быть точным, многое там уже без нас было сделано, в частности лаборатория (каркас). Первое, за что пришлось взяться – за очередную переноску этих чертовых коробок. Затем оказалось, что залезть на дерево могут только я и Дима Мордвинкин – паренёк, на класс старше меня, известный своим раздолбайством и пристрастием к ящерицам. Через полчаса тщетных привязываний и перевешиваний нам удалось повесить тент и тут же обнаружилось, что надо вешать следующий. Не дав нам отдохнуть, страшный бородатый Сергей Менделевич – наш начальник – снова загнал нас на дерево. После этой коварной его проделки я забастовал и, предоставив Димону самому делать поленницу, вышел на берег.
Чупинская Губа, где мы и обосновались, довольно узка – около 800 метров, а потому впечатления моря не производит. Тогда еще стоял абсолютный штиль, какой и в чашке-то не всегда увидишь! Противоположный берег представлял собой просто лес. Только в одном месте вклинивался гранитная насыпь – отвал карьера. Погода стояла солнечная, и настроение было отменное!
А тем временем приготовление лагеря шло полным ходом. Из леса невесть откуда наш зоолог Андрей Николаевич приволок остовы столов, скамеек и козел. Надо было их чинить…
Этим занялись мы с Мордвинкиным и Вовик с Пашей Бурчицем. Вовик – мой одноклассник. У этого здоровяка есть забавная черта: он любит играть. Причем совершенно неважно, во что. Паша Бурчиц на класс меня старше. Он не особо любит куда-то ездить, и все время сидел на берегу. Мы вдвоем с Димоном быстро сколотили огромную лавку, опирающуюся на два огромных бревна. А вот у двух других столяров явно что-то не ладилось. У них получилось нечто, функционально подобное гармошке, на чём они сами не могли усидеть больше секунды! Но душа изобретателя нашла выход: они присоединили к каждой ножке жердочку подобно вспомогательным колёсикам для начинающих велосипедистов. Все бы хорошо, да только прикрепили они их торцами, косо вбив гвозди. В итоге устойчивости не прибавилось, и вдобавок все стали об них спотыкаться. Но быстро привыкли.
Помню, как меня удивило, когда я взглянул на часы и увидел, что прошла не целая вечность, как мне казалось, а всего полдня. Увы, в дальнейшем время летело всё быстрее.
Через два дня лагерь был совсем готов, и Сергей Менделевич решил, что можно начать занятия по гидробиологии. Начал он с рассказа о самом Белое Море, о его географии и геологической истории. Затем последовала экскурсия на литораль. Честно говоря, с первого взгляда эта зона в отлив напоминает длинную компостную кучу. Но зато под всем этим скрывается удивительный мир небольших животных, прячущихся во влажных водорослях от перегрева и высыхания. Чего мы только тогда не нашли! Но Сергея Менделевича почему-то озадачило то, что мы не нашли маслюка – маленькую змееподобную рыбку. К этому времени я уже успел пару раз нырнуть и в том числе воочию познакомился с этим созданием.
Под водой сквозь маску открывается мутноватый беломорский подводный ландшафт. На дне неподвижно лежат, как будто запыленные, трехметровые стебли ламинарий. Сразу бросается в глаза несметное количество морских звезд Asterias rubens всяких форм, цветов и размеров. Так и хочется подплыть под водоросль и остаться там…
Изредка промелькнёт рассерженная зубатка или маленький рак-отшельник в раковине улитки Buccinum. Тут и там на дне валяются камни, покрытые розовой коркой Lithothamnion. Их стоит поднять со дна и рассмотреть: там может быть и хитон, налепленный, точно пестрая мокрица, и небольшая актиния Metridium. Лениво плывет, сокращая зонтик, лиловая медуза Cyanea, медленно волоча за собой многометровый шлейф щупалец… Но вдруг осознаёшь, что дрожишь, и с грустью покидаешь этот особый мир.
Вскоре мы окончили тему «литораль», (я нарисовал свой зачетный объект - червя-пескожила) и перешли к зоне ламинарий. Для изучения её мы делали небольшие вылазки на плоту – полностью самодельном малоразмерном судне с подвесным мотором. Сачком нам служила кошка – небольшой якорь, которым мы скребли по дну.
Дни текли скучновато. Было очень жарко. Мне порядком надоело проводить время на одном месте, я жаждал приключений. Наконец начальник решил нас свозить на остров Олений. Этот остров, перегораживающий недалеко от устья чупинскую губу, славится своим уникальным подводным миром (например, там живет редчайшая офиура «голова Горгоны»). Меня, естественно, интересовало в первую очередь именно это.
В день отъезда разразился горячий спор между начальником и его заместителем – кто нас повезёт. В итоге победил Сергей Менделевич. Плыли мы долго – по причине крайней тихоходности нашего судна. После того, как мы пристали, начальник долго объяснял нам, как зачаливаться. Вовик тем временем нашел на обнажающейся литорали кусок пресноводной беззубки и радостно тыкал ею в нос Сергея Менделевича, от чего тот только сильней распалялся. Я, во избежание травм от грядущей взрывной волны, поспешил развести костер. Лыс нашел редкого червя-приапулиду, и все вернулись довольными и голодными. Лыс мой одноклассник. Среди прочих он выделяется пристрастием к песенке про Распутина.
Тем временем я обнаружил, что забыл миску. Все с упоением пили чай с печеньем, а я понял, что забыл еще и кружку, так что если не поспешу, останусь без чая. Выручил меня Женек. Это очередной, небольшого роста одноклассник. Он очень любит компьютеры (причем с технической точки зрения) и приколы. В смятении Женек напоминает смущённого гуся (не в обиду ему будет сказано).
Взбодренный, я направился в воду. Меня удивило сильнейшее приливное течение, и в ластах я с трудом выгребал! Дно очень круто уходило вниз. Оно было песчаным, почти без ламинарий, однако, несмотря на это, казалось более обитаемым, чем возле базы. Как всегда тут и там лежали звезды, на одной ламинарии я увидел группу очень крупных сидячих медуз Lucernaria. Они покачивались вместе с ламинарией, словно эдакий студень. Напрашивается сходство со странной прозрачной актинией. По дну прошмыгнула маленькая камбала. Тут неожиданно для себя я оказался в косяке трески. Рыбы потешно плавали, то открывая, то закрывая три своих спинных плавника… эх черт! Опять замерз, надо выходить…
По пути обратно на всех налетел Морфей, и мы чуть было не попадали в воду. Вечерело. Этого не было видно, мы находились всего в тридцати километрах от северного полярного круга. Так что время суток приходилось угадывать интуитивно (ни фига не выходило). Я залез в спальник. Жизнь казалась мне чудесной.
Так вот шло время. Гидробиология подходила к концу. Часть группы (старшие классы) уехала на север в Дальние Зеленцы – на Баренцево море в Кандалакшский заповедник. Однажды я проснулся и обнаружил себя в палатке совсем одним! Вокруг было абсолютно тихо. Я быстро оделся, вылез и кинулся в центральную часть лагеря, где лаборатории и еда. Все были там. Оказалось, что меня «забыли» разбудить! И это притом, что палатка стоит посреди лагеря! Я был вне себя, и чтоб меня задобрить, Андрей дал мне весь оставшийся изюм. Я сразу присмирел.
Оригинально то, что в следующую ночь (слово, прямо скажем, не вяжется со здравым смыслом в это время года) это снова повторилось, и я настоял на подселении к Вовику, предупредив его заранее, что играть не буду. Следующая ночь была бессонной, поскольку капитан некоей океанической яхты «Диана» то ли не управлял ею, то ли плохо владел собой. Сперва она прошлась вдоль нашего берега задом наперёд. Затем я понял, что у неё перепутаны сигнальные огни и левый борт пылает красным, а правый зелёным! Спустя двадцать минут она снова прошла, только с бешеным тарахтением, будто влила этилированный бензин. Кроме того, были подняты оба паруса! После десятка таких пробежек капитан услышал наши воззвания и успешно где-то сел на мель или пропорол ей брюхо. Больше мы её не видели.
Через пару дней Андрей приобрел нейлоновую сетку 50x2 метра. После скучной процедуры распутывания мы отправились ее ставить. Плюс к плоту мы взяли с собой маленькую надувнушку «Сом», в какой-то мере оправдавшей своё название. Мне было поручено её накачать. Устройство лодки следующее: она состоит из двух резиновых п-образно соединённых баллонов и подушки, вклинивающейся на корме между ними. Задание было мной успешно выполнено, и вскоре мы спустились на воду. Неожиданный энтузиазм Андрея был вызван рыбаками, поймавшим нам ската, трех глубоководных звёзд Urasterias и большого краба-паука.
Приплыв на место, я скинул на воду «Сома» и Андрей ловко впрыгнул в него. Но тут вырванная из «Сома» подушка плюхнулась в воду возле нас, «Сом» сложился, как книжка, и Андрей оказался по пояс зажатым в баллонах, как в тисках. В первую секунду мне показалось, что он пробил ногами дно и уже под водой. Тут началась кутерьма.
– Мы плывем к тебе! – кричал кто-то на борту.
– Все в порядке! Не мешайте работать! – орал Андрей.
Тем временем он стал потихоньку выпутывать сеть. Как это ни странно, через полчаса сеть была поставлена и мы, изрядно попотев, возвратились в лагерь. На следующий день мы поплыли её снимать. Андрей вытаскивал сеть, причём всё время объяснял, как умно он это делает. Сразу показалась зубатка (под водой я тогда её не рассмотрел), и оказалось, что она изумительной полосатой расцветки серо-голубых оттенков! Затем была треска и навага – они отличаются пропорциями головы и я плохо их различаю. Последней была маленькая камбала. Довольные, мы поплыли обратно, предвкушая жареную рыбу.
Мы застали начальника разбирающимся с двумя явно перепринявшими на грудь парнями. Они требовали десять литров бензина в обмен на бочку сёмги. Сергей Менделевич почему-то упорно не соглашался. В конце концов, он дал-таки им бензин, – дескать, отвяньте! Они отвяли, но начальник решил учредить ночное дежурство. Первым должен был дежурить я. Все разошлись по домам, а я принялся читать «Жизнь животных». В это время года ночи таковы, что в лаборатории можно круглые сутки читать книгу!
В три часа ночи слегка потемнело. Я вышел на улицу, прошелся на пирс. Поверхность моря слегка фосфоресцировала. Я бросил в воду камень, и брызги разлетелись сверкающими синими искрами! Мне не хотелось уходить, и я присел на мостки. Показалась, вспыхивающая зеленоватым крестом, небольшая медуза Cuspidella. Это была единственная ночь, которую я провел на берегу.
Пошло светать. Я с грустью пошел в палатку и разбудил моего самого разумного одноклассника - Юрца, который должен был дежурить вторую половину ночи.
Через несколько дней, проснувшись, я увидел спящего на спасательных жилетах Мордвинкина. «Зеленщики» вернулись! В тот же день, лихорадочно собравшись, половина населения лагеря отправилась на мыс Картешь. Это место стало нашей второй базой и, надо сказать, было куда лучше первой.
Началось все странно: мы отплывали на двух плотах, надувной лодке с подвесным мотором «Бриг», и на катере «Сюрприз». Таким образом, мы задействовали все наши плавсредства. Так вот: Алексей Борисович («большой друг» - наш ботаник) и Петя Петров не понимали, куда им сесть. В конце концов, их заставили сесть, одного в катер, другого на плот. Петя – наш школьный энтомолог. Это всем энтомологам энтомолог. Как по сути, так и по виду. Петя – застенчивый любитель природы вообще, и когда он идет по полю в панаме и с сачком наготове, ни с кем другим его спутать невозможно! После этого, что характерно, что-то разладилось с моторами, и мы потратили 15 минут, чтобы завести их. Наконец нам удалось поехать, и тут же Сухов (наш техник, весёлый и бородатый), сидевший за рулем катера, рубанул шпонку на «Нептуне», стоявшем на катере. Прошло еще полчаса. Когда мы наконец поехали, все окончательно замерзли и весь путь проделали в некоем гипнотическом состоянии.
Оказавшись на берегу, я был счастлив возможности согреться. Снова повторилась процедура с вешаньем тентов и заготовкой дров. Только тогда наступила наконец свободная минута, и я вышел на берег отдышаться. Здесь всё было совсем по-другому: весь берег представлял собой скалистый утёс, с кривыми сосенками тут и там. В углублениях на скале была вода, а подчас и настоящее болотце. На вершинах скал росла черника и еще одно небольшое растение с продолговатыми синими ягодами. Об этом кустарничке я узнал от Лыса, который, едва ступив на землю, принялся щебетать: «Гонобобель, гонобобель!» Решив, что он свихнулся, мы устремились к нему, а он вдруг сорвал ядовитое с виду растение и со смаком съел. Поняв, что он хочет покончить с собой, я хотел было вызвать ему рвоту, как это сказано в технике безопасности, но меня остановил начальник.
– Она еще незрелая – сказал он.
– Что, голубику попробовали? – спросил Алексей Борисович.
Тут и я всё понял и оставил бессмысленные попытки спасти Лыса. Голубика оказалась куда вкуснее черники, и свободное время я уделял её дегустации.
Эта часть берега сильно изрезана, образуя многочисленные мелководные бухты. Этим часто пользуются в шторм суда. Посреди одного такого залива неподвижно висит у поверхности бочка, прикреплённая ко дну цепью и толстенным тросом. А на скале рядом стоит сломаный какими-то идиотами створный знак. Бросается в глаза огромное количество островов, так что сразу даже не определишь, где материк, а где – нет! Недалеко от берега расположен Керетский архипелаг, многочисленные островки которого Алексей Борисович исследует уже несколько лет.
Теперь каждый день приходилось с утра плыть на один из этих островков и описывать его флору. Но было то, чего мне хотелось ещё и ещё: плавать! Это было совершенно незнакомое мне чувство, то, что называют романтикой морских путешествий. Этого много кто из нас не понял и не почувствовал, а жаль…
Андрей снова захотел поставить сеть. На этот раз он почему-то принял решение действовать без «Сома». Все прошло благополучно, и мы отправились в очередной рейс на остров Большой Горелый. На следующий день мы достали несметное количество камбалы, пару пикш и двух шлемоносцев.
Арктический шлемоносец, или керчак – красивая рыба из отряда скорпен. Будучи вся утыканная шипами, попадая в сеть, рыба начинает бешено вертеться, разрывая метры сети! Более того, когда я выпутывал их, они мне искололи все пальцы, так что я твёрдо вознамерился сделать из них чучела!
Через неделю пришла пора отправляться на Кемь-Луды – архипелаг двадцатью километрами северней Картеша. Это территория Кандалакшского заповедника и Алексей Борисович хотел исследовать там популяцию чрезвычайно редкого вида орхидей – Epipogium.
Буквально за пару часов до отплытия мне удалось наконец нырнуть! Дело в том, что я давно хотел это сделать. Началось все с поднятия якоря после прокладки сети. Посмотрев на пучок водорослей, обвивших якорь, я с удивлением обнаружил, что это вовсе не фукусы, а багрянки – красные водоросли, зона которых располагается на глубине около 30 метров! Выходит, обычно глубоководная зона багрянок выходит здесь на глубину всего пяти метров!
Наконец желанная возможность представилась. Для начала я подплыл к этой бочке и осмотрел её. Она оказалась вся покрыта актиниями и небольшими розовыми голожаберниками Aeolidia, которые ползали, точно крашеные слизни. Отплыв немного дальше, я уже перестал видеть дно и нырнул. Всё дно было покрыто какими-то водорослями, но они не были красными! Я захватил пригоршню грунта и поднялся на поверхность. Каково же было моё удивление, когда на поверхности они вдруг… порозовели! Тут я понял, что вода слишком мутная и на такую глубину красный свет проходит настолько слабо, что мои глаза этого уже не улавливают! Там, внизу всё зелёных и голубых оттенков. Повернув руку, я обнаружил, что захватил с грунтом крупную голотурию, которая втянула щупальца и стала похожа на огромного червя! Как всегда, на самом интересном месте я замерз, и пришлось возвращаться.
Тем временем другие уже начинали таскать вещи на скалу, поскольку услышали звук МРБ. МРБ - Это малый рыболовный бот, характеризующийся поразительной живучестью! Это малоразмерное судно представляет собой идеальный вариант для северных морей (может быть, кроме ледокола). Я тоже направился туда, впопыхах переодеваясь, и вдруг увидел норку! Она трусила вдоль берега, поминутно останавливаясь и облизываясь. Так она подошла совсем близко ко мне, прошла мимо, а потом, непонятно по каким соображениям, прыгнула в воду. Я озадаченно всматривался в то место, где она нырнула, но больше её не видел…
Подошёл МРБ, с приятным глухим стуком врезавшись в скалу. Все быстро покидали туда свои вещи, якорь подняли, МРБ отошёл. И всё бы хорошо, да только вскоре выяснилось, что забыли небольшую, но очень важную вещь - …меня! Вовочка Чава – студент 2-го курса биофака – кинулся в лодку спасать меня. Он принялся, как бывалый морской волк, лихо грести и так продолжалось до тех пор, пока он не заметил, что лодка привязана. Решив, что его не хотят отпускать, он выдернул нож, полоснул им по тросу и уронил его в воду. Трос тем не менее порвался, и он подплыл ко мне. Я спрыгнул в лодку, и мы поплыли к МРБ. Увидев нас, капитан либо решил, что мы хотим взять его на абордаж, либо что у нас соревнования. Иными словами он врубил полный вперёд и сразу оказался в 20 метрах от нас. Я, в свою очередь, предложил Вовочке помочь погрести, может, так нам удастся его догнать! К сожалению, к тому времени, начальнику удалось образумить полоумного капитана, и мы так и не выяснили – кто же из нас быстрее.
Мы плыли примерно час, сопровождаемые чайками и нерпами. Должен сказать, что чайка – одна из самых глупых птиц, которых я видел. Слёток полуметровой длины сидит на воде. Тяжелая, серая громадина. И эта громадина вдруг начинает издавать тонюсенькие, как котёнок, звуки – пи-пи, пи-пи! Редкостная дура!
По приплытии на остров, выяснилось, что пристать к берегу мы не можем и придётся выгружаться на лодках. Высадка прошла почти гладко, если не считать инцидент с Петиным рюкзаком. Всю дорогу, несмотря на непроходимую морскую болезнь, Петя читал книгу, отданную ему Алексеем Борисовичем. Так вот, когда Петя выносил из пучины рюкзак, последний не замедлил открыться. В итоге книга, данная Пете, оказалась наполовину в воде и поплыла, словно португальский кораблик, в открытое море. Петя заметил это слишком поздно – когда «кораблик» уже наполнился водой – и поэтому выловил её уже где-то в придонной зоне. Петя не замедлил положить её на камень посушиться. Короче говоря, когда Алексей Борисович всё-таки отлепил её от камня, выяснилось, что разлепить страницы в ближайшее время не получиться.
После установки лагеря выяснилось, что на острове мы не одни! Вместе с нами был ещё как минимум один медведь и двое лосей! Я очень обрадовался и отправился в лес, в надежде сфотографировать их. Сфотографировать мне удалось только дымящиеся следы их жизнедеятельности.
Остров представлял собой огромную скалу, возвышающуюся над морем. Берег выглядел как типичная тундра, на которой росли странные грибы – ни то, ни сё! Алексей Борисович метко назвал их подберёзовыми белосиновиками. В центре острова по берегам озера высился густой ельник, где и рос Epipogium вперемешку с экскрементами. Рядом с лесом было болото. На острове в бешеных количествах водились зайцы, рябчики, глухари и полярные куропатки. Последние же совершенно очевидно являются самыми тупыми из всех пернатых! Мы сидели вечером того же дня под скалой и пели песни. Только мы пропели «Никогда вы не найдёте в наших северных лесах длиннохвостых ягуаров, броненосных черепах», как раздалось жуткое кукареканье. Едва не попав в костер, через нас перелетел петух полярной куропатки, пронёсся дальше за нас, и, оставляя после себя тучи перьев, врезался в дерево! Говорите мне после этого, что птицы умные!
Весь следующий день я ходил по острову, пытаясь собрать для Алексея Борисовича топяную осоку. Это невзрачное прибрежное растение обычно встречается в больших количествах, однако на этих островах она явно была редкостью. Дело в том, что разные популяции внешне сильно различаются между собой, и он думает, что это разные виды.
Дойдя до маяка, я увидел заросли морошки, однако есть её я не решился. Полгода назад здесь побывали какие-то не очень умные туристы с карманным дозиметром и, расковыряв стронциевую батарею маяка, с удовлетворением обнаружили, что стало фонить. С тех пор эта батареечка там так и лежит, а у подножия маяка растёт радиоактивная морошка.
Уже довольно сильно отлило, и можно было перейти на соседнюю луду. Зайдя там в лесок (не буду говорить, зачем), я с удивлением увидел жирного бурундука, залезшего на березу. Полный мрачной решимости сфотографировать его, я двинулся на несчастное деревце и принялся его трясти, в надежде, что бурундук спрыгнет на землю и выбежит на открытое пространство. Но у него были свои соображения на этот счет. Доведя грызуна, как мне казалось, до полного беспамятства, я в отчаянии швырнул в него горстью земли, которая оказалась кучкой помёта рябчика. Чистоплотный зверек, уверенный, что ему нанесли страшное оскорбление, мигом спрыгнул с березы и в два прыжка скрылся в кустарнике. Я, усталый, без осоки, поплелся домой, сообщив по рации, что искомое растение не найдено.
Через день мы уезжали. На море бушевал двухбалльник, и я мысленно подготавливал себя к испытанию вестибулярных недр. Волны были такими, что подлетали до носа одного севшего на мель корабля, где неудачно разместилась колония бакланов. Об этом «чуде кораблестроения» следует рассказать подробней!
После второй мировой у нас было построено пять кораблей специально для пристрела артиллерийских орудий. Они были совершенно немыслимой формы и снабжены многочисленными датчиками попадания по бортам. И вот однажды, по-видимому в 60-х годах, буксировщик повез один такой корабобель к мишени. Это было в ноябре, и разбушевался сильнейший шторм. И вот, когда буксир проплывал мимо этого баклыша, очередная волна «удачно» подхватила «баржу», бросила ее на островок и развернула на 90°. Как это ни странно, другое детище этой серии постигла такая же участь где-то у берегов Канады. Оставшиеся три были благополучно потоплены во время обстрела. Андрей очень хотел свозить нас на это судно, но начальник почему-то засопротивлялся. Но я пока лелею надежду, что когда-нибудь все-таки попаду туда.
Наконец мы услышали вдалеке яростный гудок МРБ, и он показался из-за мыса. Было очень трудно грести, потому что ветер дул к берегу и поэтому почти невозможно было подойти к МРБ. Как только высадили первую партию, тотчас пошёл травить якорный канат, потому мне пришлось всем телом навалиться на пал, чтобы не дать тросу соскользнуть. Только через полчаса все смогли перебраться на борт, я занялся пристраховыванием «Брига» к корме МРБ, а Андрей предался любимому занятию – вытаскиванию якоря. Наконец все, кроме Андрея и начальника, спустились в кубрик. Когда мы тронулись, качка стояла не детская: кренило на 30º, и все радостно кричали «УУУХ!». Однако было понятно, что кубрик скоро опустеет. И действительно уже через десять минут один за другим бедолаги с надутыми щеками начали покидать каюту. В итоге остались только мы с однокурсницей Пряника Ксюшей и с Алексеем Борисовичем – видимо, единственные, кто не подвержен морской болезни.
Алексей Борисович, Лыс и еще несколько человек хотели высадиться на полпути и уйти в двухдневный поход. Вскоре спросонья я почувствовал, что качать перестало. МРБ зашел в неволновую зону. Я вышел из кубрика, и заметил, что мы легли на другой галс. Из-за бесконечных островов приходится всё время петлять. Тем временем Чава отвозил к берегу походников. Когда он вернулся, оказалось, что пристать им мешает шлюпка бота. Я лихорадочно взялся за канат и принялся обводить шлюпку вокруг кормы. Но мне никак не удавалось обвести угол. Я рванул канат на себя, лодка прыгнула вперед и очутилась точно под опускающимся углом МРБ! Последовал удар, чуть не сбивший меня с ног, а шлюпка наполовину наполнилась водой. И тут случилось то, чего я боялся: начальник сошел с ума. Он разбежался и сиганул через борт. К счастью, там, где он рассчитывал утонуть, оказалась та самая лодка, и он лишь промочил ноги. Затем он схватил чашку и принялся вычерпывать воду. К этому времени приплыл Чава. Мы продолжили плавание.
Поскольку в пути назад никто не выразил желание спускаться вниз, я тоже остался на палубе. Мы поднялись на бак.
Юра (он был единственным, на класс младше меня) лежал на животе, уставившись в настил.
– Если лежать с закрытыми глазами, меньше тошнит, – сообщил он.
– Да – говорит Ксюша – морской волк из тебя ни к черту!
Затем я перешел на корму, где сидели Ксюша, Андрей, Чава и начальник. Следующие два часа плавания мы восхитительно провели под ветром с дождиком. После душного кубрика это было весьма освежающе!
Прибыв на Картеш, мы часть вещей с МРБ погрузили в лодку и я, прыгнув туда, принялся грести к скале. К несчастью две канистры со смесью для моторов поставили прямо под уключинами. В итоге на момент осушки весел высоко их у меня поднимать не получалось. Я выглядел как макака, которую посадили размахивать палками. Все с большим удивлением смотрели на меня с берега, а Чава предложил мне взять лодку на буксир. Я лишь с яростью посмотрел на него. Однако вскоре я благополучно пристал к берегу.
Как приятно после морской прогулки посидеть за костром и попить чаю! Однако вскоре пришлось собираться, потому что начальник решил сегодня же возвращаться на базу.
В этот день оказалось, что моё ныряние приносит и определённую общественную пользу. Наш катер был слишком тяжелым, чтобы его каждый раз вытаскивали на берег. Поэтому, чтоб его не побило о камни, Сухов привязывал его к стационарному якорю. И вот, за день до нашего возвращения на Картеш он решил, что пора выдёргивать якорь. Он дернул разок – ничего. Тогда Сухов позвал всю дружину в лице Вовика, и на счет «три» они дернули за канат. Результат оказался ошеломляющим: нос катера оказался под водой и двое силачей, перекувырнувшись, оказались в воде.
Сразу после приезда я нырнул, и посмотрел, что же произошло. И увидел любопытную вещь: якорь повис в метре от дна, а со всех шести лап свисала толстенная океанская сеть и простиралась во все стороны, на сколько только хватало прозрачности! Работа осложнялась тем, что я нырнул без ласт, в надежде больше не распаковывать рюкзак. После пяти минут и где-то сотни нырков, мне удалось срезать сеть с трёх лап. Другие три обнял канат, толщиной где-то с мою руку! Тогда я вынырнул, отвязал якорь от утки, чтоб ослабить натяжение, и после нудной череды нырков скинул-таки сеть с якоря. Якорь благополучно вытянули.
Примерно через четыре часа после прибытия мы двинулись к базе. Я занял своё любимое место возле мотора. Это было 10 августа. Солнце зашло. Когда мы проезжали мимо картешской биостанции, невесть откуда вынырнул лахтак и минут пять следовал за нами. Его темный мех переливался в лучах заходящего солнца.
Через час мы подошли к острову Олений. Рядом погружалась группа аквалангистов МГУ. Небо на закате пылало, и лес отбрасывал призрачные тени. Было жутко красиво. Я наивно про себя подумал, что море прощается с нами.
Вскоре мы были на базе. Когда мы сошли, только показался второй плот. Я, Чава и Сухов сидели на пирсе. Когда до берега оставалось метров десять, Андрей радостно помахал нам рукой. В этот момент мотор медленно пополз по доске в сторону, накренился и, словно в замедленном кадре, свалился в воду. Он увлёк за собой ZIP-набор и бак, и все это повисло на веревочке. Сухов подумал и меланхолично сообщил: «Ну моп твою ять! Хорошо, что притрахерино…»
Андрей вытянул за веревочку весь комплекс и скинул на берег. Оказалось, что мотор сдох. Андрей был вне себя, все-таки мотор угробил. Но, попрокручивая в пресной воде, «Ветерок» воскресили, и вскоре он был как новенький!
На следующий день мы потихоньку приступили к сборке лагеря.
Первым делом мы отправились опреснять моторы. Мотор – он как экзотический папоротник, требует к себе бережного отношения и ухода. После соленой воды ему необходимо поработать в пресной. И вот я, Сухов и Чава поехали к устью Чупы. Только мы подплыли, как мотор тотчас срубил себе шпонку. Пришлось добрых полчаса идти на веслах против течения, пока вода вокруг нас полностью не опреснилась. Сухов дернул за веревочку и дал пару минут побулькать водяной помпе.
После того, как мы обмыли все моторы, Сухов прокатил нас на импортной «Сельве» на максимуме. Наконец-то мы полетали на полной скорости!
Когда мы вошли в лагерь, сборка шла полным ходом. Уже сняли весь полиэтилен и упаковали инструменты. Я пошел в лабораторию приготавливать свои экспонаты к поездке. К тому времени у меня накопилось большое количество трех видов офиур и по штуке четырех видов звезд. Кроме того, большое количество двустворок, улиток и хитонов. Я придумал простой способ их упаковки. У меня оставался почти полный рулон туалетной бумаги. Так вот: отматывая по кусочку, я, как в фильме «Бриллиантовая рука», накладывал животных на бумагу и заматывал. Получалось по принципу пленки в кассете. В итоге я намотал другой рулон, нашпигованный ракушками. После этого я заклеил все это скотчем, и получился довольно прочный «тортик».
В этот вечер начальник устроил большой «отвал», а именно грандиозный ужин. Андрей приготовил два полных кана плова по старинной технологии. Плов получился слоистым: верхний слой – курица, средний слой – овощи, и нижний – рис. Но это было еще не все. Народ собрал кучу черники и брусники, и Ксюша потолкла их с сахаром. Плюс к тому, начальник где-то набрал огромных яблок (он так и не сказал, где). Была стопка разных и вкусных салатов, бутербродов, конфет и т.п. Наевшись всего понемножку, а потом повторив круг еще несколько раз, я стал всерьез опасаться за свой желудок. До поздней ночи мы сидели, малость свихнутые от плова, и пели песни. Ночь я провел очень смешно: я упаковал спальник, и мне было так лень его распаковывать, что я лег, в чем есть, на пенку, да так и уснул.
Проснувшись на следующий день, я понял, что мне срочно надо чего-то сделать. Поразмышляв некоторое время, я таки смекнул и побежал в кусты. Сделать задуманное мне помешала небольшая гадючка, мирно свернувшаяся на бревне. Я прошел на несколько метров дальше и спугнул толстенного зайца, который ни секунды не думая, боднул головой дерево, сел, и через секунду побежал в другую сторону. Я спросонья был уверен, что забрел в какой-то местный чупинский зоопарк. Испугавшись весьма вероятной встречи со львом или слоном, я побежал к пирсу и залез под него.
Весь тот день был снова наполнен сборами. Просто поразительно, сколько мы ещё не успели сделать! Первым делом мы решили сложить палатки. У нас это долго не получалось. Было совершенно очевидно, что они намерены простоять до конца лета. Долгими уговорами нам совместно с Чавой удалось заставить наш кампус сменить гнев на милость, и к полудню палатка была сложена. Далее я приступил с упаковыванию всего в коробки. Оказалось, что коробок сильно меньше, чем вещей. Я был в полном недоумении! Тогда я часть вещей упаковал в полиэтилен. Затем я выяснил, что скотча сильно меньше, чем коробок. Пришлось отрезать от тента куски веревок.
Весь день прошел в сборах, и очень скоро я с грустью заметил, что снова стемнело. Скоро должен был придти автобус. Я пошел делать то, на чем последнее время съел собаку – отвязывать тент. Было смешно, когда отвязанная половина рухнула в костер. Издав торжественное «Упс!» я вынул капающий тент из огня. Оставшиеся две веревки были привязаны к тонюсенькой жердочке, на которую я боялся залезать. Тогда Мордвинкин подпрыгнул и уцепился за эту жердочку, пытаясь ее сломать. Каково же было мое удивление, когда она наотрез отказалась это делать! Через две минуты на этой «жердочке» болтались по меньшей мере пять человек, а она все не сдавалась! Тогда я залез на дерево, и с размаху прыгнул на нее. В итоге десятисантиметровый гвоздь, которым она была прибита к сосне, выдрался, и мы все повалились на землю. Димон тотчас взял пилу и с наслаждением принялся кромсать и бросать в костер несчастную палку.
Конец. Подошел автобус. Вместе с вещами и набившимися туда школьниками он был сильно похож на банку со шпротами. В лагере оставались только начальник, Андрей и Ксюша. Попрощавшись с ними, я последним залез в автобус, дав себе обещание как можно скорее вернуться сюда
| Главная | Общая информация | Карты | Фото | Фольклор | Острова | Озера | Флора | Фауна |